Одними из исторических мифов, усиленно культивированных в советские времена, являлись весьма популярные россказни официальных историков о якобы невыносимых условиях труда простого люда, о спрутах-эксплуататорах в дореволюционной России и о будто бы 12-часовом рабочем дне, установленном ими для разнесчастных трудящихся. А как обстояли дела на самом деле? Попробуем в этом разобраться хотя бы на примерах и фактах, связанных со старой Одессой.

Сразу скажу, что грубые злоупотребления со стороны работодателей были невозможны в принципе. «Фабричное законодательство» тех времен было довольно строгим и вполне определенным, регламентирующим в деталях условия и оплату труда. За «процессом» на всех предприятиях тщательно следили государственные органы – фабричные инспекции, шутить с которыми работодателю было, что называется, себе дороже. Инспектора, например, представляли рабочих в судах, а за нарушение трудового законодательства «капиталистическим акулам» грозил не только крупный штраф. В иных случаях светило и тюремное заключение.
Что касается «жестокой» эксплуатации, то этот вопрос более чем спорный. Например, еще по закону от 1885 года труд женщин и подростков до 17 лет в ночное время в большинстве отраслей промышленности был категорически запрещен. Выходные и праздники соблюдали, можно сказать, свято. Зарплату, между прочим, было положено работодателю выплачивать не реже одного раза в месяц, чаще – пожалуйста. При этом запрещалось выдавать вместо денег купоны, прочие условные знаки и предметы производства. Вспомните еще относительно недавние времена, когда на иных видах производства с сотрудниками рассчитывались, например, унитазами. Были и у рабочих права и льготы, не связанные с законодательством, а практиковавшиеся по доброй воле хозяина в рамках одного отдельно взятого предприятия.
Конечно, в законодательстве были предусмотрены и взыскания. Но носили они иной характер, чем тот, который нам когда-то преподносили в учебниках истории. Да, штрафы налагали, но, в любом случае, они не должны были превышать трети жалованья. А вот договор, на котором всегда строились отношения рабочего и работодателя, мог быть расторгнут только в случае очень серьезных обстоятельств, например, в результате грубейшего нарушения рабочим техники безопасности. Или невыхода на производство без уважительной причины в течение трех дней. Или невыхода на работу по уважительной причине более двух недель. Нужны ли здесь комментарии? И есть ли нечто подобное в законодательстве нашего времени? Попробуйте, уважаемый читатель, сегодня игнорировать работу в течение двух недель, а потом рассказать директору, какая у вас была веская к тому причина.
Попутно замечу, что этим вопросам трудовых отношений уделяли внимание почти все политики того времени, хоть на местном, хоть на государственном уровнях. В той же Государственной Думе практически во все времена ее работы фракция «трудовиков» была одной из самых влиятельных и, случалось, превосходила по численности тех же кадетов.
Любопытны условия труда, принятые в ту пору в одном из самых известных предприятий того времени – РОПИТе (Российском Обществе Пароходства и Торговли). Рабочий день там продолжался 9 часов, с 7 часов утра до 17 часов вечера с длительным перерывом на обед. Токарь зарабатывал свыше 30 рублей в месяц, что по тем временам являлось очень большой суммой – за несколько копеек можно было вполне прилично пообедать, а за пять рублей приобрести корову или лошадь. Перед праздничными и выходными днями рабочие по закону трудились на один час меньше, но зарплату получали за полный день. После трудоустройства рабочему выдавали инструмент, которым он пользовался по своему усмотрению, но хранить его следовало на производстве. А в случае направления на работу за пределы Одессы – командируемый получал билет для поездки третьим классом.
Все сказанное до сих пор о РОПИТе относится к труду, что называется, на берегу. Но ведь главное для судоходной компании – труд в море. И здесь сразу приходит на ум песня «Раскинулось море широко…», в которой явно прослеживаются одесские мотивы и тема тяжелого труда моряков. Исторические факты, однако, не дают на этот счет однозначных свидетельств. Ограничусь констатацией того, что заработки моряков того времени существенно превышали средние зарплаты «береговых»; на борт пароходов стремились устроиться многие, что удавалось иногда и по протекции. Затем следует иметь в виду, что условия труда на разных судах сильно различались, как это, собственно, происходит и сегодня. И, наконец, разве можно назвать легким морской труд в любые иные времена?
Завершая разговор о РОПИТе, замечу, что в обществе практиковались и штрафы, например, за опоздание на работу, курение в неположенном месте или за появление на рабочем месте в нетрезвом виде. Только шли взысканные суммы не в карман работодателю, как об этом сообщали прежние учебники истории, а на устройство быта рабочих, о чем, естественно, советские ученые му­жи предпочитали помалкивать – за историческую достоверность историкам платят редко. И что, кстати, в этих штрафах было несправедливого? Попробуйте сегодня, например, в частной одесской морской компании явиться на работу пьяным. Уверен, еще до скорого увольнения услышите о себе много интересного не только от директора, но и от коллег.
Да что там РОПИТ! Надлежащие условия труда в старой Одессе были обеспечены портовым маклерам и профессорам Новороссийского университета, врачам многочисленных лечебниц, станции Скорой помощи и торговцам на Привозе. И сотрудникам адвокатских контор, и работникам ювелирных мастерских, что не так уж маловажно, поскольку количество последних исчислялось многими десятками (одних магазинов Фаберже в Одессе было пять – В.З.)…
Юридическая основа всех видов трудовой деятельности была прочной. Помимо «Фабричного законодательства», в городе, как и во всей стране, тогда действовали многие правовые акты, регулирующие трудовые отношения, в том числе не касающиеся промышленных рабочих. Особое внимание, кстати, уделялось нормам детского и подросткового труда. И еще одна важная особенность трудового законодательства состояла в том, что в рамках одной отрасли, тем более на одном предприятии все наемные рабочие пользовались равными правами и возможностями. Хоть работники в бане Исаковича, хоть служащие «капремонта», где, как известно, служил некий «новобрачный» Соломон – сын, видимо, реального домовладельца Шнеерзона, вдруг как-то, благодаря незатейливой песенке, ставший известным далеко за пределами Молдаванки.
Не стану обходить вниманием и атмосферу, в которой трудились наши прадедушки и прабабушки. И здесь при основательном знакомстве с фактами предстает картина, сильно отличная от той, что еще не так давно нам «рисовали» учебники истории. Возь­мем хотя бы воспоминания современника об Одесском порте, относящиеся к самому началу двадцатого века. Здесь, по утверждению писателя Л. Кармена, царил «праздник труда», а из «германских, французских, итальянских, английских и греческих пароходов, со звоном и грохотом, потрясающим всю гавань, выгружались чудовищные, тысячепудовые машины, железные котельные листы, прутья, глыбы каррара, наковальни, тяжелые водопроводные трубы…». А люди? В порту слышались «голоса удалых сносчиков, весовщиков, мерщиков, стивидоров, форманов, визитировщиков и приказчиков».
Сложно сказать, кому все это мешало. А мифотворчество относительно тяжких условий труда в далеком прошлом и безжалостных спрутах-эксплуататорах, эдаких алчных чудовищ в смокингах при котелках и тросточках? Природа растиражированных россказней понятна. Социум в дореволюционной Одессе был в большей степени един, чем это было принято считать в советское время, но идеального согласия в обществе все же в силу разных причин не было. Своей жизнью жил городской центр, были отличны в своих нравах торговцы и биндюжники, иные ценности исповедовала рабочая Пересыпь. Хотя для разрушения теоретически возможной общественной идиллии было сделано ох, сколько, включая финансовые вливания! Когда Одесса сделалась «красной» и многим с ней стало «не по пути», большевикам больше ничего не оставалось, как сочинять мифы о том, как обстоятельства будто бы толкали рабочих на путь классовой борьбы. Тем более что реалии тех лет для воплотителей учения Маркса оказались далеки от ожидаемых, и в долгой задумчивости своих широких лбов они не чесали.
О той реальности долго говорить излишне. К прошлому можно относиться по-разному. Обратитесь к фольклору ранних советских времен. Вспомните хотя бы ту же песню «Кирпичики», где идет речь об отчаявшихся рабочих, разобравших «по камешку» кирпичный завод. Или утесовский хит «Купите бублички» начала тридцатых годов, где наш знаменитый земляк поет о «несчастной, торговке частной», которую остается лишь пожалеть ненастной ночью. Это какие же усилия надо было приложить, чтобы даже в то непростое время накрыть Одессу столь плотным покрывалом безнадежности и пессимизма! Но, во-первых, это совсем другая тема, а во-вторых, к счастью, для «жемчужины у моря» все это в далеком прошлом.

Валентин ЗАЙКО.