5 августа 1941 года началась героическая оборона Одессы. Враг попытался взять город с ходу. Но эта попытка была сорвана стойкостью защитников – войск отдельной Приморской армии, частью сил Черноморского флота и одесситов. 20 августа противник возобновил штурм города. Ставка Верховного Главнокомандования призвала защитников «Одессу не сдавать и оборонять до последней возможности».

Город удерживали в течение 73 дней, несмотря на превосходящие силы 4-й румынской армии. И лишь к вечеру 16 октября передовые части противника ворвались в Одессу. Но оборонявшие ее войска успели под покровом ночи эвакуироваться в Крым, забрав с собой танки, орудия, другое вооружение, где стояли насмерть, защищая до конца Севастополь. В военную летопись Одессы свои страницы вписали пехотинцы, моряки, рядовые одесситы и трудовые коллективы. Среди них – ученые и сотрудники Одесского селекционно-генетического института.

В бой идут учёные
…Шестого августа 1941 года, читаем в одном из очерков, немецкие и румынские войска блокировали Одессу. Институт находился на окраине города, в этом направлении наступал враг. В бой пошли и ученые, которые имели бронь и в армию еще не призывались. Вот как об этом рассказывал, приводит данные Савелий Лыфенко, академик Прокофий Фомич Гаркавый. «Выдали нам винтовки и патроны. Мы пришли на линию обороны в направлении Овидиополя и открыли огонь по противнику. Но наш огонь был почти неэффективным. Рядом с нами воевали уже опытные наши воины – моряки и пехота. Наша плохо налаженная стрельба мало могла помочь им. Нас отправили назад в институт».
В это время повестки на фронт получили многие работники, специалисты, ученые и аспиранты института. С грустью повествуется о молодом и талантливом аспиранте Р. Красовском, получившем повестку как раз в тот день, когда он должен был защищать диссертацию. Но защитить ему ее так и не удалось: подающий надежды ученый с фронта не вернулся. Погибли также Хилько, Колпак и ряд других сотрудников института. Имена воинов, погибших за свободу и независимость Родины, увековечены на мемориальной доске, установленной на стене институтской библиотеки. За каждым именем – своя судьба и великая трагедия.

Нельзя вспоминать без горечи в душе
В институте, рассказывает далее автор, уже шла эвакуация. На его территории дислоцировались воинские части, им передали ряд помещений, некоторое оборудование и главное – рентгеновскую установку, которую сразу взял в свое распоряжение военный госпиталь.
Двадцатого августа два институтских трактора с девушками - трактористками были отправлены в Днепропетровский институт зернового хозяйства. Туда на четырех повозках лошадьми повезли ценнейший селекционный материал, оборудование и документацию. Их сопровождали женщины, которые эвакуировали и институтских коров. Гнать стадо им помогали девушки-подростки Нина и Наталья Ковалевы. Они эвакуировались вместе со своей матерью и совсем маленьким братиком.
Весьма трогательная деталь, которую приводит Савелий Филиппович. Когда повозки уже отъехали от усадьбы института, их догнали двое мужчин – Ф. Кириченко и Я. Ковалев. Как выяснилось, будущий академик и известный ученый - селекционер Федор Григорьевич попросил отправить подводой небольшой сноп пшеницы – линию из семенного рассадника сорта «Одесская 12». Этой линии выпала драматическая и все же счастливая судьба: гораздо позже она стала знаменитым сортом «Одесская 16».
Я. Ковалев догонял подводу, чтобы попрощаться со своей женой и детьми. К сожалению, это прощание было навсегда – в его руках уже была повестка на фронт. Погиб Я. Ковалев при обороне Севастополя.
До Днепропетровска колонна института так и не добралась. Как только повозки, тракторы и скот достигли Днепра, сразу же пришлось с превеликими трудностями переправляться через реку и стараться как можно скорее добраться до Ставропольской государственной селекционной станции.
Об эвакуации, говорит Савелий Лыфенко, лучше не вспоминать, это одно из самых страшных явлений войны, о ней невозможно говорить без горечи в душе. Грунтовые дороги были разбиты колесами и животными, в августовский зной пыль стояла сплошным столбом, поить скотину было нечем. Шли и ехали люди, покрытые пылью, что еще больше подчеркивало их скорбь.
В конце сентября возникла эпизоотия ящура, вызвавшая большой падеж животных. Вот в таких условиях проходила эвакуация института. И все же его колонна благополучно добралась до Ставрополя. И в этом, разумеется, заслуга, а точнее, подвиг наших людей, делает вывод автор. Они дошли со всем добром до Ставрополя, где проработали больше года до новой эвакуации.
Но это была лишь первая колонна, отправившаяся в эвакуацию. С началом блокады Одессы в спешке, без подготовки город покидали и другие работники института. Дирекцией и партийным бюро был составлен список семей, которым предоставлялась возможность выехать на институтском автобусе. Это был небольшой автобус, отмечает Савелий Филиппович, на базе автомобиля ГАЗ АА.
О нем следует сказать несколько слов, он того стоит. На этом автобусе эвакуировались дважды – из Одессы в Ставрополь, а затем оттуда – в Ташкент. После освобождения Одессы этот «трудяга», почти герой от техники, подчеркивает автор, доставлял работников домой и вплоть до 1957 года обслуживал коллектив. Даже будучи в роли списанного экспоната, еще продолжал служить людям, а точнее, студентам Одесского сельскохозяйственного института в качестве учебного экспоната.
Сегодня, продолжает ученый, остается только удивляться, как в таком небольшом автобусе поместилось так много людей. Все институтские водители ушли на фронт, остался только юный Ваня Франкевич. Когда автобус выехал за город, известный ученый, специалист по технологическим качествам зерна Муравьев попросил выпустить его, чтобы отправиться к жене, лежавшей в родильном доме. Но он так и не дошел до города: ученого остановили военные и приказали следовать за ними. Как оказалось, документ о броне уже не действовал. Муравьева отправили в Севастополь, откуда он позднее, во время боев, написал свое последнее письмо Лысенко со словами: «Когда встретишь кого-нибудь из севастопольцев, сними шапку и встань перед ними на колени».
По дороге Ваня Франкевич остановился на одной из улиц, чтобы забрать в эвакуацию свою невесту. Она вышла, держа в руках два узла с вещами. Так у молодого семейства началось свадебное путешествие. Брак, подчеркивает Савелий Филиппович, оказался удачным: Ваня и его жена прожили счастливую жизнь, после возвращения еще много лет работали в институте. Но в тот далекий день военного времени задержка могла быть роковой, учитывая, что автобусу пришлось прорываться через линию фронта.
Семьи некоторых сотрудников успели покинуть город на одном из последних пароходов, вывозивших из Одессы ее защитников и население. Далее путь тех, кто отправлялся морем, лежал через Новороссийск в Ставрополь на встречу с эвакуированными сотрудниками института.
Беженцев из Украины в Ставрополе приняли очень тепло. Для всех нашли хоть какое-то жилье, выписывали пайки, а главное – всем предоставили место работы.
Но уже в конце лета 1942 года пришлось снова эвакуироваться, на сей раз в Узбекистан, на Среднеазиатскую опытную станцию Всесоюзного института растениеводства. Люди отъезжали в Ташкент тем же видавшим виды автобусом, а селекционный материал, реактивы, другие материалы отправляли повозками.
В Ташкенте беженцев тоже встретили гостеприимно. Одесситов разместили по квартирам, но с едой на первых порах оказалось туговато: в столовой можно было получить только первое блюдо. Но уже в феврале, рассказывает далее Савелий Лыфенко, появилась свежая зелень, а вместе с нею и надежда на решение «продовольственной программы». Тем более, что сотрудникам института, их семьям выделили участки земли для выращивания овощей.

Раны военного времени
В период оккупации институт, судя по воспоминаниям, превратился в военный гарнизон. Поля были изрезаны окопами, особенно там, где теперь севооборот «Д», называемый учеными «за линией». Сказывалась и близость военного аэродрома, разместившегося на месте нынешнего Одесского аэропорта. Он, оказывается, был построен перед самой войной.
Гитлеровцы, похоже, очень хорошо владели ситуацией. Не случайно они еще загодя устроили своего агента на должность бухгалтера Селекционно-генетического института. Рассказывают, что это был тихий, малоприметный человек. Легализовался он в первый день оккупации, обрядившись, в форму немецкого офицера. А о своей роли разведчика поведал напоследок жене одного из ученых, которая по национальности была немкой.
Следует сказать, что румынские войска с первых дней оккупации уделяли большое внимание Селекционно-генетическому и Одесскому Сельскохозяйственному институтам. Через некоторое время оба учреждения возобновили свою работу под руководством единого директора
М.П. Кудинова, назначенного румынами. Но вскоре его сменил П.В. Кетрар – один из ведущих специалистов довоенного института, молдаванин по происхождению. Даже фамилию его «модернизировали» на румынский манер – Кетрару.
Этот Кетрару, приводятся данные, принес немало бед институту, особенно в период отступления румынских захватчиков. Семена, оборудование и богатейшая библиотека были разграблены и отправлены в Румынию. К счастью, советские войска успели их перехватить и вернуть хозяевам. К сожалению, сетует автор очерков, большинство журналов и редких изданий ошибочно попали в Одесский сельскохозяйственный институт. Причина, видимо, крылась в том, что грабители перед бегством объединили имущество этих двух учреждений. Сам же Кетрару убежал в Румынию и до конца своих дней оставался гражданином этой страны.
В очерках с большой теплотой рассказывается об ученом, специалисте по семеноводству Василии Зиновьевиче Городецком. Оставаясь в оккупации, он хорошо понимал, что время пребывания оккупантов на нашей земле не продлится долго. Вместе с агрономом по фамилии Ставратий они обратились к румынским властям с просьбой разрешить им посеять с осени новый сорт пшеницы «Одесская 3» – для быстрого размножения его семян. Власти дали «добро».
Посев был проведен в лучшие сроки, а Городецкий и Ставратий позаботились о сортовых документах и сортовой изоляции посевов. Когда
10 апреля 1944 года Одесса была освобождена от оккупантов, В.З. Городецкий сразу же обратился к военному командованию с документами и рассказал о том, как сберегли сорт и даже заложили его семенники. За это Василий Зиновьевич получил благодарность и поручение временно исполнять обязанности директора института.
Последние дни оккупации, как выяснилось, выдались самыми тяжелыми для института. Его территория из-за того, что рядом находился военный аэродром, вновь стала гарнизоном. Не имея возможности эвакуировать боеприпасы и имущество, немцы подрывали и сжигали помещения, служившие складами для боеприпасов. Были сожжены, пишет Савелий Лыфенко, коровник, конюшня, общежитие. Но самый большой вред был нанесен конференц-залу, взлетевшему в воздух. В конференц-зале, построенном перед самой войной, немцы разместили склад снарядов и парашютов. И, отступая, не пожелали оставить ни своего, ни чужого. От страшного взрыва были уничтожены также соседние трех- и двухэтажные жилые дома.
Сотрудникам института, возвращавшимся домой после освобождения Одессы, тяжко было видеть все эти разрушения. Но, пожалуй, еще труднее приходилось матерям, провожавшим на фронт своих детей, которые до оккупации еще не достигли призывного возраста. К сожалению, многим из них так и не довелось стать взрослыми. Имена тех, кто пошел воевать уже после освобождения Одессы и не вернулся, увековечены на мемориальной доске в память о погибших воинах – сотрудниках института.
В институте, узнаем из очерков, недалеко от здания с мемориальной доской находится еще один памятник тех далеких лет – могила Неизвестного солдата. Он установлен рядом с местом, где под деревом гледичии в один из последних дней обороны Одессы женщины – работницы института похоронили воина-красноармейца…
С первых дней освобождения женщины, преимущественно солдатки и вдовы, работали в течение полного светового дня и без выходных. Труд был тяжелым и изнурительным. Изрезанные окопами поля засыпали вручную, ровняя поверхность, – готовились к севу яровых культур. Сказывались уроки первооснователей института, заботившихся об идеальной выровненности отдельных участков поля, где проводились опыты.
Сегодня, приводит пример автор, молодые исследователи часто удивляются, почему в полевых
опытах не удается получить такой высокой точности, какой требовали ученые тех лет. Причина, увы, кроется в том, что во время войны была грубо нарушена выровненность почвы. Даже земля до сих пор не может залечить свои раны военного времени…

Подготовила Лилия НОВИЦКАЯ.